Александр Федорович Переход: ректор-реформатор

Александр Федорович Переход родился 2 июня 1914 г. в селе Смелое Роменского уезда Полтавской губернии. До десяти лет воспитывался в семье деда Перехода Прокофия Семеновича (отец погиб во время Первой Мировой войны, мать, ставшая вдовой в 20 лет, бросив ребенка, ушла жить к родителям). Когда Саша в девятилетнем возрасте стал пионером, Прокофий Семенович, не разделяя советскую идеологию, отказался от него. После окончания семилетней сельской школы переехал в Минусинск, где в совхозе «Овцевод» старшим зоотехником работал брат матери Григорий Романович Литовченко. Здесь в 1930 г. поступил в Минусинский сельскохозяйственный техникум (окончил в 1933 г.). Существенную помощь во всем оказывал Г. Р. Литовченко, который поступил в аспирантуру Московского зоотехнического института и вскоре был назначен заместителем директора института по учебной работе. В воспоминаниях о своем наставнике А. Ф. Переход отметил: «Он все время был моим маяком. Глядя на него, я учился жить, работать, стремиться, казалось бы, к недостижимому – уверен, что своей, без ложной скромности скажу, неординарной карьерой я обязан и ему».

Г. Р. Литовченко вывел новую породу овец («алтайский меринос»), за что в 1949 г. был удостоен Сталинской премии. Его сын, Цезарий Григорьевич, известный ученый в области ракетостроения, спустя десятилетие стал лауреатом Ленинской премии. С семьей Литовченко А. Ф. Переход всю жизнь поддерживал теплые дружеские отношения. Учебу в техникуме совмещал с работой помощника зоотехника фермы. В августе 1932 г. ему предложили должность старшего зоотехника во вновь созданном Енисейском совхозе «Овцевод». А. Ф. Переход перевелся на заочное отделение техникума и в сентябре 1932 г. приступил к новым обязанностям. В этом же году дважды переболел бруцеллезом, и его направили для лечения в Москву. После выздоровления Министерство совхозов выделило ему бесплатную путевку в Симеизский санаторий на Южном берегу Крыма, где А. Ф. Переход проходил реабилитационное лечение. Врачи посоветовали сменить место работы. По рекомендации Г. Р. Литовченко, который в это время работал руководителем Всесоюзного научно-исследовательского института овцеводства в Ставрополе, А. Ф. Перехода приняли на работу в должности младшего научного сотрудника.

Летом 1935 г. командирован в Раздольненский район Крыма, где действовал опорный пункт этого института, занимавшийся селекционными работами по выведению новой породы тонкорунных овец. Осенью 1935 г. поступил на первый курс химико- биологического факультета Крымского государственного педагогического института им. М. В. Фрунзе. На четвертом курсе женился на однокурснице Елене Арсеньевой. Летом 1939 г. молодожены успешно сдали государственные экзамены и получили дипломы о высшем образовании, А. Ф. Переход – диплом с отличием. После окончания института направлен на работу директором Акчоринской (в настоящее время – Гвардейской) средней школы Лариндорфского (Первомайского) района Крымской АССР.

Первый курс естественного факультета Крымского государственного педагогического института им. М. В. Фрунзе. Среди студентов – будущая жена А. Ф. Перехода Е. М. Арсеньева. 1932 г.

А. Ф. Переход смог быстро сплотить учительский коллектив, школа вскоре стала одной из лучших сельских школ района. А. Ф. Перехода в июне 1940 г. приняли кандидатом в члены коммунистической партии, в июле того же года по решению бюро райкома партии выдвинули на должность заведующего районо. Однако уже в октябре 1940 г. был призван на воинскую службу и 1941 год встретил красноармейцем 96-го дальнебомбардировочного авиаполка 42-ой авиадивизии Западного особого военного округа. Как имеющего высшее образование, его зачислили в школу младших авиаспециалистов. Но военная карьера не получила развития – в конце января 1941 г. он тяжело заболел, и в феврале этого же года медицинская комиссия военного округа освободила А. Ф. Перехода от военной службы. В апреле был вновь назначен заведующим отделом народного образования Лариндорфского района.

А. Ф. Переход во время службы в рядах Красной Армии.

2 июля 1941 г. принят в члены партии. Как и все коммунисты, он подал заявление о добровольном призыве в Красную Армию. После прохождения медкомиссии переведен из категории «негодных к воинской службе» в категорию «ограниченно годных», подлежащих призыву только в критических ситуациях. Вместо действующей армии его направили в истребительный батальон для борьбы с диверсантами и шпионами и назначили командиром разведывательного взвода.

«Мы очень серьезно относились к своим обязанностям, проявляя высочайшую бдительность, – тщательно и неукоснительно проверяли документы любого незнакомого человека, особенно в форме милиции и НКВД, поскольку предполагалось, что диверсанты именно таким образом проникают в прифронтовые области. И, как часто бывает в жизни, именно рвение привело к курьезу. Рано утром мой разведывательный взвод был поднят по тревоге: в соседнем немецком селе якобы работал подпольный радиопередатчик и, возможно, высадилось несколько парашютистов-диверсантов. Примчавшись в село на грузовой машине, мы прочесали все чердаки и поля пшеницы – безрезультатно. Мокрые от росы и злые, мы вышли обратно на дорогу, где стоял наш грузовик. И надо же было случиться такому совпадению – как раз в это время на дороге появилась легковая машина М-1. Остановив машину, мы обнаружили там человека в форме подполковника НКВД. Учитывая полученные инструкции и полномочия, а также наглое и пренебрежительное отношение со стороны энкавэдиста, мы решили его арестовать, несмотря на предъявленные документы. Правда, пересадить его в грузовую машину, как нам хотелось, не удалось: не хватило решимости, но арест мы все-таки организовали. Я и еще один разведчик сели в легковую машину на заднее сидение и приказали шоферу везти нас в штаб истребительного батальона, причем ехать медленно, чтобы не отставала следующая за нами грузовая машина. Прибыв в штаб, под охраной провели задержанного к командиру батальона и, получив благодарность от командира, спокойно ушли. А через полчаса «задержанный» выступал с лекцией о бдительности и борьбе с диверсантами, нехотя отметив доблесть некоторых присутствующих, – трудно описать наши ощущения! Не знаю, чему бы мы радовались больше – поимке настоящего диверсанта или редкой и безопасной возможности поставить на место спесивый (комиссариат) НКВД. Как хотелось бы, чтобы вся война была такой – вроде детской игры в шпионов и диверсантов, где все понарошку, и всегда можно сказать: чур, я не играю, и помириться, и забыть…».

Однако из-за стремительного наступления немецких войск отряду было приказано соединиться с партизанами. Но сделать это не удалось, А. Ф. Переход оказался в осажденном Севастополе.

«Вечером этого дня мы со Щелкиным последними уезжаем на тачанке из Акчоры. Мы должны догнать своих, которые двигаются на Биюк-Онлар. Едем по проселкам, не имея никакой информации о том, где находятся немцы. Решаем заехать в село Айбары: там есть продовольственный магазин, и знакомый нам председатель колхоза может помочь пополнить запасы продовольствия. Одновременно с нами в Айбары с севера осторожно входят танки – мы принимаем их за наши отступающие части. Вдруг видим на корпусах кресты – и только тогда осознаем, что немцы уже хозяйничают в Крыму. Хорошо зная местность и используя сумерки, резко поворачиваем в степь: нам было известно, что немцы опасаются уходить от магистральных дорог, особенно ночью. <…> Примерно в 10 часов утра, на станцию Биюк-Онлар налетает немецкая авиация, начинается сильнейшая бомбежка. Поселок горит. Ушедших товарищей нет – беспокоимся, не погибли ли они под бомбами. Пользуясь перерывом в налетах, Журавлев посылает меня в поселок для выяснения ситуации. В райкоме пусто, выбиты все стекла. Иду в райисполком – и в это время снова налетает немецкая авиация. Бросаюсь в щель, рядом взрывы, щель наполовину засыпает землей. Выбираюсь и бегу к вокзалу, чтобы уйти к своим – снова бомбы, взрывы, пожар. Прячусь за скирдой сена. Самолеты носятся на бреющем полете, обстреливая все живое в селе. Убивают – женщин, детей, стариков. Засыпанные в траншеях, еще живые люди молят о помощи, их в упор расстреливают с самолетов. Возле меня горят дворовые постройки, вдали, за железнодорожным полотном горит элеватор и нефтебаза – кажется, что горит все вокруг. Удивляюсь тому, что еще жив и не нахожу сил, чтобы встать и уйти, хотя вдруг стало очень тихо: вероятно, очередная пауза в бомбежке. Наконец, напрягая остатки сил, я кое-как перебираюсь через железнодорожное полотно и безразлично бреду к лесополосе, уверенный, что мои товарищи погибли. Какова же моя радость, когда увидел их живыми и невредимыми! Оказывается, когда начался очередной авианалет, они еще не дошли до деревни и потому вернулись к лесополосе, разминувшись со мной. Уцелеть самому и не потерять друзей – нет на войне высшей радости. <…> Как нам безопаснее пробираться к месту дислокации своего партизанского отряда в – не знаем. <…> Поскольку все дороги были заняты немцами, многие, как и мы, решили двигаться на Севастополь лесами, в обход Ялты».

Во время очередного обстрела был контужен. Государственный Комитет обороны Севастополя принял решение вывезти всех небоеспособных людей на Кавказ. На транспорте «Ворошилов» 12 ноября 1941 г. А. Ф. Переход был эвакуирован в Батуми.

«12 ноября 1941 года я получил эвакуационное удостоверение – оно давало право на эвакуацию, но как его реализовать каждый должен был решить самостоятельно. С группой товарищей из нашего района (Яровой, Прокуров с 16-летним сыном, Щелкин) я пытался определить, куда причаливают транспортные корабли. Для этого мы организовали наблюдение за причалами с площадки возле знаменитой севастопольской панорамы – все было видно, как на ладони. На второй или третий день наблюдения мы заметили, что в угольной бухте идет погрузка раненых на большой корабль, и ринулись туда. Транспорт «Ворошилов» действительно готовился к выходу в море – на его борту уже находилось свыше тысячи раненых. Погрузка шла под непрерывным обстрелом, но транспорт защищала зенитная артиллерия и стоявший на противоположной стороне бухты крейсер «Красный Крым». Уже стемнело, когда мы в числе последних взобрались на палубу. «Прощай, любимый город. Уходим завтра в море… ». <…> Почти шесть суток плавания. Единоборство жизни и смерти, от которой, казалось, не уйти – она кружила над нами немецкими самолетами, топила перегруженный корабль гигантскими валами шторма, обрушившимся на нас сразу по выходе в открытое море. Шторм не давал возможности уйти подальше от Севастополя и вообще от Крыма, к тому времени уже полностью занятого немцами. Я не мог и не хотел находиться в трюме и, высунувшись из люка, жадно глотал соленый воздух. <…> После перегрузки топлива, которая длилась весь день, нам передали несколько десятков мешков с сухарями и сушеной рыбой – мне досталось два армейских сухаря и две таранки. На этом пайке мы продержались все пять дней плавания».

В декабре 1941 г. занял должность директора Пушкинской средней школы.

«Я работал директором этой школы и, кроме того, вынужден был преподавать историю в 10-х классах, поскольку до меня этот предмет вела только что окончившая эту же школу выпускница. Жили мы в Архангельском на квартире у колхозника — у нас была довольно большая комната. Школа, в которой работала Лена, была рядом, а я ежедневно проделывал 4-х километровый путь до райцентра Пушкино. Маленькая Тамара часто оставалась на попечении старшей, и они очень привязались друг к другу. Томочка вообще была средоточием нашей любви, наших забот и наших радостей. Чудесный, любимый всеми ребенок, которому нагадали — не жить. В Архангельском был один из наших последних мирных привалов перед страшной дорогой, которая оборвет ее жизнь. 12 дней — всего 12 дней длилась эта передышка».

Вскоре, в связи с освобождением Красной Армией в январе 1942 г. Керченского полуострова, все эвакуировавшиеся из Крыма коммунисты должны были немедленно прибыть в г. Краснодар для дальнейшего следования в освобожденную советским десантом Керчь. Задачей всех, кто прибыл в Керчь, было восстановление советской власти и возобновление социально-экономической структуры города. А. Ф. Переходу было поручено возрождение сети школ.

«Я вел кочевую жизнь, мотаясь, преимущественно пешком, по полуострову, часто в непосредственной близости от линии фронта, в 15–20 км от мест боев. В школах не было учебников, тетрадей, в детских домах не хватало одежды – хорошо еще, что питанием обеспечивало управление тыла фронта. По предложению наркома просвещения Гавриленко я дважды в течение зимы 1942 года летал «кукурузником» в Краснодар и Ставрополь за учебниками и школьными принадлежностями. <…> 17 января 1942 года немцы вновь захватили Феодосию. Несмотря на то, что вера в скорое освобождение Крыма резко упала, все второе учебное полугодие дети Керчи и полуострова учились. Наши действия можно, вероятно, считать и напрасными, и бессмысленными — что значат полгода учебы? Для чего нужны были такие жертвенные усилия? И по прошествии многих лет мой ответ не изменился и так же прост — ни одно усилие во благо детей не может быть напрасным или бессмысленным, как не может быть бессмысленным забота о будущем. Дети и их судьбы… Как показали дальнейшие события, это оказалось моей главной миссией в войне, моей ролью и моим вкладом в победу».

За пять месяцев 1942 г. (январь–май) ему удалось отыскать многих крымских учителей, вскоре заработали школы Керчи и прилегающих районов. Его усилиями были организованы также два детских дома для сирот и беспризорных детей. В мае Керчь вновь была оккупирована. А. Ф. Переход организовал эвакуацию детдомовских детей на Кубань. Здесь детские дома были переданы Краснодарскому крайоно,

«Две предыдущие ночи я переправлял на эту косу из Керчи те самые два детских дома, которые мы только что организовали. Мне поручили вывезти их во что бы то, ни стало на Кубань. Никаких плавсредств, никакой помощи, кроме указания: «Изыщите любые возможности». К этому времени бои шли уже на подступах к Керчи. Я вывел детей из города пешком в район металлургического завода. Пользуясь тем, что последнее время я жил на квартире бригадира рыболовецкой бригады, уговорил его переправить детей баркасами на Тамань, Переправа прошла удачно, все дети оказались на Чушке, в безопасности, но мне самому едва удалось переправиться – последняя отходящая лодка увозила прокурора, облсудью и еще кого-то из начальства и отплыла уже метров на 10. К моему удивлению, никто из них не собирался возвращаться за мной. Пришлось пригрозить, что я всех перестреляю, если лодка не подплывет к берегу – благо, в Керчи у меня был наган и автомат. Угроза подействовала – лодка немного приблизилась к берегу, и мне удалось в нее забраться. Для того, чтобы попасть в ближайшую кубанскую станицу, нам нужно было пешком преодолеть косу (не знаю точно расстояние, но не менее 10 км). Густой туман, окутавший все вокруг, создавал некое ощущение безопасности – мы были невидимы. Но с другой стороны, мы и сами были «слепыми» – шли, не видя друг друга и не зная, что ожидает нас на Тамани, куда немцы якобы высадили десант. К счастью, встретили нас не немцы, а наш заградительный отряд и пограничники, охранявшие штаб Буденного, который был назначен командующим фронтом вместо снятых Козлова и Мехлиса. Первым делом нас (уже в который раз!) разоружили, доставили в штаб, а затем, по распоряжению Буденного, отправили на машинах в Краснодар».

А. Ф. Переход 1 июня 1942 г. назначен начальником управления кадрами. В связи с отступлением Красной Армии ему было поручено организовать дальнейшую эвакуацию детских домов. С огромными трудностями, под регулярными обстрелами, на всевозможных видах транспорта, А. Ф. Переход делал все, чтобы спасти детей и свою семью: полуторагодовалую дочь, жену и ее сестру. Ему удалось сохранить жизнь детдомовцев, но маленькой дочери не хватило сил пережить испытания. А. Ф. Переходу удалось доставить детдомовских детей в ноябре 1942 г. в Ташкент и Барнаул. Там для них закончилась война, а для Александра Федоровича завершилась его благородная миссия.

«Задание у меня на первый взгляд было не очень сложное – при помощи крайисполкома погрузить детей в эшелоны и вывезти их в Баку, а там передать Наркомпросу Азербайджана. Но… <…> В мое распоряжение было выделено 6 колхозных пароконных упряжек, две упряжки со ст. ВИРа и один трактор. На трактор погрузили продукты, на подводы посадили самых маленьких детей, остальные должны были идти пешком. 5 августа 1942 года мы начали свой длинный и тяжелый путь. Через несколько часов пути я обнаружил, что исчез трактор с продуктами. Наступала ночь, я приказал остановиться на ночлег, а сам верхом на лошади отправился искать исчезнувший трактор. Трактор мне найти не удалось, я повернул обратно – и в это время меня кто-то обстрелял. Соскочив с лошади, я спрятался в кукурузе. Ночь была лунная, все видно, как на ладони – пришлось ползком уходить в степь. К утру я заблудился, оказавшись один в степи без каких-либо ориентиров – и вдруг увидел, что по проселочной дороге движется артустановка (грузовик с прицепленной пушкой). Машина поровнялась со мной, я остановил ее и расспросил солдат, не видели ли они колонну детей. К счастью, они действительно проезжали мимо идущих детей, где-то в 10-15 километрах отсюда. Не знаю, удалось ли бы мне догнать своих, если бы вскоре тот же самый артиллерийский расчет не догнал меня. Оказалось, что командир получил новый приказ – двигаться в сторону станицы Кущевка, а это совпадало с моим маршрутом. В машине, к которой была прицеплена 76 мм пушка, мест не было, и я устроился на лафете. Через час езды я вдруг увидел детей, бредущих по степи нам навстречу. Соскочив с пушки, я бросился к ним. Это оказалась группа, в которой Лена работала воспитательницей – дети сообщили мне, что она с ребенком сидит где-то под стогом сена. Не понимая, что происходит, я попросил ребят вернуться вместе со мной к этому месту – удивительно, как они запомнили, где этот стог. Лена действительно сидела там, в состоянии полного безразличия и покорности судьбе – оказалось, что директор ст. ВИРа отобрал телегу, на которой она ехала с Томочкой и другими малыми детьми. Всезнающие старшие воспитанники сообщили мне, что отнятая бричка стоит в соседней деревне. Изловив бродячую лошадь – их в степи было множество – я верхом поехал в эту деревню, нашел директора ВИРа и забрал у него одну пароконную упряжку. Хотя нам было выделено таких упряжек две, вторую я оставил ему, поскольку на ней везли документы и гербарий ВИРа. Я собрал детей группы Лены, посадил малышей на возвращенную бричку, и мы быстро догнали уехавших вперед. <…> Превозмогая невероятную усталость, мы упорно шли к станице Лабинская, где был еще один детский дом. Но дети уже начали отставать, ложиться на землю – я с трудом их поднимал. Тогда я решился на отчаянный шаг – я перекрыл детьми дорогу, пытаясь остановить отступающих на машинах солдат. Как раз подошла колонна автомашин с зенитными (счетверенными) пулеметными установками, но, под предлогом боевого задания, взять детей они отказались. Пришлось прибегнуть к хитрости. Я собрал старших ребят и приказал им – как только мы остановим очередную машину, и я буду вести переговоры с водителем, они должны быстро забрасывать в кузов детей. Так мне удалось в течение дня отправить на машинах большинство детей в сторону Лабинской – благо, туда вела только одна дорога. Оставшиеся сели на подводы и быстро поехали вслед за машинами. <…> Я все время ощущал колоссальный груз ответственности. Жизни всех детишек, включая жизнь собственного ребенка, жизнь семьи и, в конце концов, своя собственная в буквальном смысле слова находились в моих руках, зависели от моих решений. <…> Участок дороги Майкоп–Туапсе был ужасен. Узкая дорога с крутыми подъемами и спусками. Каждую телегу с дошколятами нужно было оборудовать примитивными тормозами – так называемое гальмо из толстой и крепкой ветки, которая вставлялась в колеса между спицами. Особенно опасны были спуски – в случае отказа «тормозов» это грозило смертью всем, кто был на подводе, поскольку лошади не могли ее удержать и тоже гибли, свалившись вместе с подводой. Эта беда нас миновала, но была еще одна – грозная опасность. Из-за заторов людской поток часто останавливался, и идущие пешком измученные детишки тут же ложились на дорогу и мгновенно засыпали. Нам надо было успеть поднять всех спящих, когда колонна начинала двигаться, иначе их затопчут – неимоверными усилиями воспитателей нам удалось уберечь от этого всех детей. Но в нашу семью беда пришла – на этом участке пути заболела Томочка. Такого маленького ребенка кормить было почти нечем. Более взрослые дети из детдомов были обеспечены питанием – кубанские колхозы снабдили детдома добротными продуктами (сало, сыры, смалец, консервы), но полуторогодовалый ребенок есть этого не мог. Купить что-то для нее или сварить не было абсолютно никакой возможности, и Лена кормила ее сухарями и печеньем, которые успела захватить с собой. Все чаще и чаще приходилось нести Томочку на руках – прижавшись к нам, изможденный больной ребенок стойко переносил все невзгоды. <…> В особенно тяжелую обстановку мы попали, не доходя одного километра до станции Индюк (ж. д. Армавир–Сочи). Несколько эскадрилий немецких бомбардировщиков бомбили станцию – рвались боеприпасы в стоящих на путях эшелонах, активно вела стрельбу наша зенитная артиллерия – а мы оказались почти в центре этого ада. Мощные взрывы и пожары полностью уничтожили станцию и поселок возле нее, и хотя наша колонна с детьми в это время находилась в 2 км от станции, в лесу, но эти взрывы сотрясали все вокруг и здесь. Я крепко прижимал к себе дочку – ее детское тельце дрожало от ужаса, и я никак не мог ее успокоить. Как это забыть? <…> Прибыли в Гагры. Это была уже территория Грузии, и никто нас здесь не ожидал и не желал – гагринский райком партии дал указание – «двигаться вглубь страны». Но как? <…> Ночью нас погрузили в пассажирский поезд. Мучительная езда в вагонах, кишащих вшами, в невыносимой жаре (поезд шел по пустыне) закончилась трагедией. Томочке становилось все хуже и хуже, и на третьи сутки пути случилось непоправимое. Бедная наша девочка, ей не хватило сил пережить такие испытания. На станции Чарджоу (Таджикистан) похоронная команда забрала нашу Томочку и унесла из вагона, из наших рук – навсегда. В справке о захоронений, которую нам выдали, засвидетельствовано, что в возрасте 1,5 лет умерла Тамара Александровна Переход – это взрослое имя ей было присвоено посмертно. Убит горем – это не метафора. Случившееся потрясло не только нас с Леной. Старшая Тамара не выдержала такой беды и тяжело заболела – вероятно, у нее случился инсульт. Ее болезнь вывела нас с Леной из шока, заставила снова жить и действовать, спрятав свои слезы и муки глубоко в душе. Мы не имели права предаваться отчаянию: Лена снова ждала ребенка, и эта новая, зародившаяся жизнь была вызовом смерти, ее отрицанием. Мы должны сохранить эту жизнь, должны думать о будущем. А прошлое – что ж, пока мы живы, оно живет с нами, в наших снах, в наших воспоминаниях. Но «на всю оставшуюся жизнь нам хватит горя и печали о тех, кого мы потеряли – на всю оставшуюся жизнь…». <…> Годы и годы прошли, а детский голос до сих пор звучит в ушах: «Папа, а это что?» – собирая мне цветочки, она без конца задавала этот вопрос, указывая на отдельные растения. Я вижу и сейчас эти цветы, ребенка, доверчиво и радостно глядящего вокруг – и сердце сжимается больно и виновато. Прости, доченька, не нашу, но все равно горчайшую вину».

В Барнауле Алтайское крайоно направило А. Ф. Перехода на работу начальником учебной части восьмой Ленинградской специальной артиллерийской школы, эвакуированной из блокадного Ленинграда в село Тогул. Здесь он проработал с октября 1942 г. по октябрь 1943 г. Школы такого типа готовили учеников к поступлению в военные училища.

Поздравительный адрес ректората СГУ им. М. В. Фрунзе А. Ф. Переходу в связи с 45-й годовщиной Победы в Великой Отечественной войне. 1990 г.

В апреле 1944 г. А. Ф. Переход назначен помощником председателя Совнаркома Крыма по просвещению и здравоохранению. По долгу службы ему приходилось постоянно заниматься различными вопросами обустройства Крымского педагогического института им. М. В. Фрунзе, который вернулся из эвакуации в Симферополь осенью 1944 г. В 1945 г. институт размещался в полуразрушенных зданиях, отсутствовала мебель, директор института Я. А. Чубуков вместе с группой преподавателей и студентов отправился в Брянскую область на заготовку леса. В течение двух месяцев А. Ф. Переходу пришлось фактически исполнять обязанности директора института.

«Вернувшись в Симферополь, мы вначале поселились у родителей Лены в их полуразрушенном доме на ул. Подгорной, но Совнарком, где я продолжал работать помощником председателя по просвещению, вскоре выделил мне двухкомнатную квартиру по ул. Жуковского 24, и мы все переселились в нее. Двухкомнатная квартира на втором этаже, с балконом, кухней и туалетом – впервые у нас появилось собственное жилье, которое можно было действительно называть «квартирой». Но мебели практически не было – удалось получить кровати из офицерского общежития немцев, которое они оборудовали в бывшем здании Наркомпроса, да перевести с Подгорной стол и стулья. Семья наша в это время состояла из пяти человек – мы с Леной и Наташей и родители Лены, Михаил Степанович и Евдокия Григорьевна. На одну мою зарплату жить было трудно (Лена несколько месяцев после возвращения не работала – ей обещали работу только с 15 августа 1944 года), поэтому приходилось искать дополнительные источники существования. Выручал паек, который мне выдавали к праздникам дополнительно к карточкам, особенно папиросы – отец Лены Михаил Степанович довольно успешно продавал их на базаре по 100 рублей за пачку (100 штук). На вырученные деньги он покупал там молоко и другие молочные продукты, строго предназначавшиеся Наташе. Его «деятельность» была небезопасна – один раз нашего деда даже арестовали за незаконную торговлю, и мне пришлось его выручать, пользуясь своим «положением». Кое-что удавалось принести из совнаркомовского буфета – там ежедневно бывал кефир, которым я снабжал детей – Наташу и Глеба-маленького (Бебку). Жили мы трудно, но дружно и очень экономно. В свободное от работы время и в выходные дни мы все занимались восстановлением дома родителей Лены на Подгорной, на «хуторе» – такое ласковое название утвердилось за ним в нашей семье. Из развалин таскали камни, в облисполкоме я выпросил лес для изготовления балок, стропил, оконных рам и дверей – за четыре года «ударной» работы мы не только восстановили разрушенное, но и нарастили стены, подняв потолки на 20 см – в результате у нас получились две хорошие комнаты и кухня».

«В Совнаркоме, где я работал, был неписаный служебный график – рабочий день начинался рано утром и продолжался до 2–3 часов ночи с часовым перерывом на обед. И. В. Сталин работал в Кремле по ночам, и никто из руководителей даже не помышлял уйти с работы раньше, чем из службы Поскребышева (помощника Сталина) придет сообщение – «Сталин уехал на дачу». Это означало, что все имеют право уходить домой или ложиться спать тут же в рабочем кабинете на диване. В 9 часов утра все руководство области снова должно было быть на рабочем месте, готовя материалы к вечерней работе с Москвой. Из столицы мог поступить запрос на любую тему, и на него нужно было дать четкий, но краткий ответ. В облисполкоме круглосуточно стояла дежурная машина, которая по ночам развозила желающих по домам, а днем использовалась для различных служебных поездок. Такой режим работы сохранялся до конца войны, т. е. до 9 мая 1945 года».

«Работая в Совнаркоме, я стал свидетелем долгое время скрытой от общественности сталинской акции по выселению из Крыма татар, армян, греков и других народностей и упразднению Крымской автономии. В тот «черный» для тысяч семей вечер у меня было дежурство по Совнаркому, и я оказался первым, кто встретил «посланцев» Москвы. После проверки документов и взаимного знакомства меня попросили выделить комнату, где приехавшие могли бы работать. Через полчаса руководитель приехавшей группы (зам. пред. СНК РСФСР Гриценко) вызвал меня к себе, попросил список всех сотрудников совнаркома и обкома и отметил в нем тех руководящих работников автономии, кого я срочно должен вызвать к нему. В это время приехал председатель совнаркома Крыма Сейфулаев (татарин), и я попытался доложить ему о приезде «гостей», но Гриценко жестко остановил меня: «Выполняйте мою просьбу, а о себе мы доложим сами». После чего зашел в кабинет Сейфулаева, плотно затворив за собой дверь. Я ничего не мог понять, но разослал две дежурившие машины по указанным мною адресам – телефонная связь в городе работала еще плохо, и даже у наркомов не было квартирных телефонов. Начинают собираться вызванные руководители. Бросается в глаза, что среди них нет ни одного татарина. Спрашивают, почему их вызвали – сообщаю, кто приехал, а зачем – отвечаю по полученной инструкции: «Узнаем, когда все соберутся». В 20 часов докладываю, что указанные в списке работники собрались. После этого зам. пред. СНК РСФСР Гриценко зачитывает постановление ГКО страны о выселении в течение 48 часов всех крымских татар и некоторых других народностей и упразднении Крымской АССР. Председателя совнаркома Сейфулаева отвозят сразу же на вокзал, и я, продолжавший свое ночное дежурство, подчиняюсь теперь новому председателю Кабанову, приехавшему из Москвы. К этому времени, как оказалось, на всех железнодорожных станциях уже стоят эшелоны пустых товарных вагонов, а в каждой татарской деревне – автоколонны военных грузовиков. Со сталинской точностью в течение двух суток операция была завершена, и долгие годы о ней молча знали только очевидцы-крымчане да сами выселенные».

Осенью 1945 г. А. Ф. Переход поступил в аспирантуру при кафедре химии. Его научным руководителем стал доктор химических наук, профессор П. Т. Данильченко. Но в конце года по решению бюро Крымского обкома компартии А. Ф. Переход рекомендован на должность заведующего областным отделом народного образования и назначен на эту должность приказом наркома РСФСР с 1 января 1946 г.

«Воспользовавшись рекомендацией, которая была мне дана еще при окончании вуза, я выдержал экзамены, и в ноябре 1945 года был зачислен в аспирантуру. В последних числах декабря этого года написал заявление с просьбой освободить меня от работы в связи с поступлением в аспирантуру и… получил категорический отказ. Вместо согласия на увольнение – приказ явиться в обком партии, где мне будет дан ответ. Явившись к секретарю обкома партии по кадрам, я получил пакет, с которым должен был выехать в Москву – в ЦК ВКП (б) . На мои недоуменные вопросы: «Зачем? И как быть с аспирантурой?» последовал ответ: «Учиться будешь, когда восстановим разрушенное войной народное хозяйство. Пока должен поработать. А где – тебе скажут в ЦК». Только после этого разговора я догадался, что о моем «тайном» поступлении в аспирантуру было хорошо известно в отделе кадров обкома партии и что, по-видимому, там уже давно рассматривался вопрос о моей дальнейшей работе».

«Четыре года работы в облоно – это особая страница жизни и одновременно удивительно логическое продолжение моей деятельности во время войны. Дети. Они не могут ждать, они растут, и мы не имеем права отказывать им в самом главном – просвещении, какие бы убедительные причины не находило время. Я был абсолютно в этом убежден, и свое назначение воспринял с энтузиазмом – знакомое, важное и любимое дело. Работая помощником председателя облисполкома по просвещению, я хорошо знал обстановку в учреждениях народного образования – школах, детсадах, детдомах. В большинстве крупных городов и поселков помещения школ были разрушены, а в Севастополе, Керчи, Евпатории вообще не осталось ни одного целого школьного здания – занятия проводились во всех сохранившихся подвалах. Отсутствовала школьная мебель, учебники, тетради и вообще бумага – дети писали чернилами на старых газетах. Катастрофически не хватало учителей. Кроме того, ежедневно на симферопольский вокзал прибывали дети-сироты из освобожденных северных и западных районов страны и пополняли ряды беспризорников и попрошаек. Теперь все эти масштабные проблемы предстояло решать мне. Приступив к работе и ознакомившись с аппаратом облоно, я перераспределил обязанности между отделами, взяв на себя кадры, финансирование учреждений, находившихся на областном бюджете, и устройство детей-сирот. Открытие и оборудование детских домов я считал своей первейшей задачей – иного решения быть не могло, слишком много детских страданий видел я в войну. За четыре года моей работы в облоно было открыто 36 детских домов, на работу в которые я подбирал кадры особо тщательно. Я оказался самым молодым из всех руководителей такого ранга – в моем подчинении было восемь подразделений, в которых работало около тридцати человек. Всех сотрудников я хорошо знал, так как и на прежней работе постоянно принимал участие в разрешении вопросов по линии просвещения. Многие работники облоно, и мои замы в том числе, были старше меня и с большим опытом педагогической и организаторской работы. Это требовало от меня как соблюдения необходимого чувства такта, так и личной активной неравнодушной работы – как можно иначе завоевать уважение и поддержку? Мне это удалось – через 2-3 месяца работы я был признан бесспорным лидером».

В ноябре 1949 г., после ареста и расстрела секретаря Крымского обкома партии Н. В. Соловьева по т. н. «Ленинградскому делу», было заменено все руководство Крымской области, тогда же был освобожден от работы и А. Ф. Переход «за то, что не обеспечил перестройку преподавания биологии в школах согласно учению академика Лысенко». Не без труда А. Ф. Переходу удалось по приказу наркома просвещения РСФСР восстановиться в аспирантуре при кафедре химии Крымского педагогического института. На третьем году обучения А. Ф. Переход получил 0,5 ставки ассистента и одновременно его назначили заместителем декана по заочному отделению химико-биологического факультета. При этом он продолжал работать над подготовкой кандидатской диссертации, которую в январе 1954 г. защитил при Московском педагогическом институте. После этого был избран старшим преподавателем кафедры химии.

«Несправедливое освобождение от любимой работы было оскорбительно, как нечестный прием, как подножка. Кроме того, мне теперь попросту нечем было кормить семью. Попытался восстановиться в аспирантуре – но тогдашний директор пединститута И. П. Попов не решался этого сделать без указания свыше. По молодости и наивности я решил ехать в Москву – искать правду в ЦК. Несдобровать бы мне, если бы не попал я снова в отдел школ ЦК, где меня хорошо знали и ценили мою работу. Здесь мне предложили поехать заведовать облоно в Мурманской области или работать в Тувинском Наркомпросе – я отказался, настаивая на восстановлении в аспирантуре. Тогда мне предложили должность первого заместителя председателя Краснодарского крайоно с последующим выдвижением на должность заведующего. Это было привлекательное предложение – огромный и богатый край (чуть ли не в четыре раза больше Крымской области) и, следовательно, более широкие возможности для работы. После минутного колебания я отказался – во-первых, я считал неэтичным идти на «живое» место, а во-вторых… Во-вторых, я излечился от юношеского энтузиазма и понял – чтобы не зависеть от прихотей власть дающих, нужно обрести более прочную и независимую позицию в жизни. И я опять повторил свою просьбу: «Помогите восстановиться в аспирантуре». Улыбнувшись понимающей улыбкой, зав. отделом сказала – «Хорошо, я вам помогу». Спасибо ей – это решение определило мое будущее. Как оказалось – окончательно. На следующий день я получил приказ наркома просвещения РСФСР о восстановлении меня в аспирантуре кафедры химии пединститута, из которой я, естественно, был отчислен еще в 1947 году за невыполнение индивидуального плана. Первого января 1950 года я стал аспирантом и возобновил учебу – с одной стороны, это был успех. Но с другой – 600 рублей аспирантской стипендии означали нужду и бедность. На мою стипендию и зарплату Лены нормально содержать семью из 6 человек (старики тогда не получали пенсии) было невозможно. Но если есть ясная цель (а она у нас была), то остается более простая, хоть и нелегкая задача – эту цель достичь. В моем случае, кроме успешной научной работы, нужно еще материально обеспечить семью и ничем не обделить детей – значит, буду подрабатывать, используя любые возможности. Зная, что дед Миша прекрасный мастер столярного дела, я взял в пединституте «подряд» на сборку стульев, и на нашем «хуторе» с вечера и до поздней ночи мы с Михаилом Степановичем собирали их из очень плохо заготовленных деталей. Иногда нам на помощь приходил и Глеб. Закончив сборку 1000 стульев, мы немного поправили свои материальные дела, но это было временное решение проблемы. Надо было искать постоянную работу – иначе не проживем».

«Постепенно, шаг за шагом я брал рубежи – на третьем году обучения в аспирантуре я получил 0,5 ставки ассистента. Одновременно с этим меня назначили зам. декана факультета по заочному обучению. Но главным направлением всей деятельности была, конечно, защита кандидатской диссертации – та цель, на достижение которой были направлены все силы, и не только мои. Лена оставила работу, которая была ее любимым делом, чтобы полностью взять на себя домашние дела. Михаил Степанович, добрейший наш дед Миша, часто подменял меня в доставке продуктов – особенно, когда Лена с детьми жили в летнее время в деревне. Евдокия Григорьевна к этому времени уже помогать нам не могла – она тяжело заболела и фактически стала инвалидом. Пережитая во время бомбежки контузия, после которой она долгое время не могла ходить, снова дала о себе знать, приковав ее к постели. Теперь маминой помощницей, особенно по уходу за Олежкой, становится подросшая Наташа – в общем-то, небольшая любительница домашних дел, она с готовностью нянчила брата. Так, «гуртом» мы справились и пережили самый напряженный год этого периода – 1951. 14 января 1954 года в Московском пединституте я защитил кандидатскую диссертацию – почти точно в установленный срок, потратив на ее выполнение 3 года и 25 дней. Сразу же после защиты я был избран старшим преподавателем – это давало радикальную возможность улучшить материальное положение семьи, поскольку доходы сразу возросли вдвое».

Работа над кандидатской диссертацией. Фотоснимок, начало 1950-х гг.

В 1957 г. А. Ф. Переход назначен заместителем директора по учебной и научной работе Крымского государственного педагогического института им. М. В. Фрунзе. Для успешной работы в этой должности он уже имел значительный опыт организаторской работы. В конце 1950-х годов структура института была приспособлена к реальным потребностям послевоенного времени. Все факультеты тогда готовили учителей двух уровней для семилетней школы (два года обучения) и для средней школы и техникумов (четыре года обучения). Под руководством А. Ф. Перехода проводилась большая работа по разработке и совершенствованию учебных планов специальностей различных уровней, улучшению учебно-методической работы, повышению эффективности педагогических практик.

«К 1957 году, в котором мне предложили должность проректора пединститута по научной и учебной работе, мы снова обрели довольно устойчивое положение. Нам удалось обменять двухкомнатную квартиру на трехкомнатную в нашем же подъезде – это было необходимо, поскольку дети взрослели, у них появлялись свои интересы, свои дела и друзья. Наташа особенно нуждалась в «убежище» – шумные мальчишеские забавы, вроде бокса или борьбы, и тот беспорядок, который все это сопровождал, уже не соответствовали ее настроению. Поэтому мы отдали ей изолированную комнату, получившую название «боковой» (комната мальчиков именовалась «прямая», а наша с Леной, которая по непонятным причинам плохо прогревалась – «холодная»). На предложение занять должность проректора я ответил согласием, не сомневаясь, справлюсь ли – я прошел уже большой трудовой путь и приобрел достаточный опыт руководящей работы. Кроме того, я был полон сил, энергии и планов. Ректором пединститута в это время был В. К. Новиков – он пришел в институт из партийной школы, был болезненным человеком, в дела института практически не вникал, и мне пришлось работать за двоих. Институт наш размещался в приспособленных помещениях: на ул. Ленина 11 – ректорат и библиотека, в бывшем доме генерал-губернатора по Ленина 15 – факультеты естествознания и географический, на Ленина 17 – исторический, филологический и общевузовские кафедры. Математический факультет размещался в здании по ул. Студенческая 2, факультет физического воспитания на Студенческой 12 (бывшее здание Пироговского лазарета, а в войну гестапо). Физический факультет и студенческая столовая находились тоже на Студенческой, в доме № 13. Проблем в институте хватало. Достаточно вспомнить одну из них – центральное отопление было только в здании по ул. Ленина, 17, в остальных – печное отопление. В институте работало сто истопников, но в аудиториях все равно было холодно. В течение трех лет (1957–59 гг.) довоенная материальная база была восстановлена, и встала главная задача — укомплектование вуза квалифицированными преподавателями и создание нормальных условий для их работы».

На занятиях со студентами. Третий курс естественного факультета Крымского государственного педагогического института им. М. В. Фрунзе. Фотоснимок, 1953 г.

В соответствии с постановлением Совета Министров СССР от 30 августа 1954 г. в институте была начата подготовка учителей широкого профиля, которые могли бы вести уроки по ряду предметов в сельских малокомплектных школах. В 1960 г. в вузе уже функционировало шесть факультетов: историко-филологический, на котором готовили преподавателей истории, русского языка и литературы для средней школы; филологический – его студентов готовили по специальности украинский язык и литература, музыка и пение; факультет естествознания, выпускники которого должны были стать учителями биологии, химии и основ сельскохозяйственного производства; географический, на котором шла подготовка по специальности география и биология; физико-математический, на котором готовили специалистов по математике и черчению, по физике и общетехническим дисциплинам; факультет физического воспитания был призван готовить кадры по физической культуре и спорту.

Внедренные изменения требовали радикальной перестройки учебного процесса, его материально-технического, организационного и учебно-методического обеспечения. Опираясь на опытный коллектив деканов факультетов, заведующих кафедрами, А. Ф. Переход возглавил эту реформаторскую работу. По его инициативе в 1958 г. в селе Краснолесье была создана агробиологическая станция, которая стала базой для обучения и воспитания будущих учителей биологии. Для подготовки учителей физики и труда были построены учебные мастерские со столярным, токарным, слесарным и автомеханическими цехами. На высоком уровне были организованы педагогические практики в передовых школах г. Симферополя и всего Крыма. Большинство выпускников института получало направление на работу в школы Крымской области. Только за 10 лет (1961–1970) квалификацию учителя средней школы в институте получили более 7700 его выпускников.

В лагере агробиологической станции КГПИ им. М. В. Фрунзе в с. Краснолесье. Фотоснимок, конец 1950-х.

В 1961 году был создан общетехнический факультет, на котором началась подготовка специалистов различного профиля, которые после двух лет обучения направлялись в другие вузы страны для завершения образования. В сентябре 1962 г. на нем обучалось 733, а в сентябре 1966 г. уже 1330 студентов. В 1962 г. был произведен последний массовый прием студентов для подготовки учителей широкого профиля, и начал осуществляться постепенный переход на подготовку высококвалифицированных учителей по одному специальному направлению, что способствовало их более качественному углубленному образованию

В 1960 г. А. Ф. Переход был назначен директором Крымского педагогического института им. М. В. Фрунзе. К этому времени стало ясно, что на старой материально-технической базе невозможно обеспечить дальнейшее развитие вуза. Под руководством нового ректора была разработана долгосрочная программа развития института. В частности, она предусматривала строительство новых учебных корпусов и общежитий для студентов. А. Ф. Переходу пришлось выдержать упорную борьбу с городскими властями за лучшее место для строительства новых учебных корпусов. В итоге ему удалось отстоять территорию возле парка «Салгирка». В течение 1960 г. была подготовлена проектная документация главного учебного корпуса. В его строительстве приняли активное участие четыре студенческих отряда и многие преподаватели. Их работу возглавили проректоры по хозяйственной работе Г. И. Калмаиович и Б. И. Монастырский. Первого сентября 1965 г. учебный год начался в новом главном учебном корпусе площадью 11 тысяч квадратных метров. Преподаватели и студенты получили хорошие условия для учебной и научной работы.

«В начале 1960 года ректор В. К. Новиков подал заявление об освобождении от работы по состоянию здоровья. Мое назначение на его место было и ожидаемым и логичным – я уже давно фактически исполнял обязанности ректора. Этим назначением открылась не страница – эпоха моей жизни. В должности ректора я работал 17 лет, работал с вдохновением, с полной отдачей и удовольствием – и мне посчастливилось увидеть воплощенными многие свои замыслы. Моей первой «ректорской» мечтой стала мечта о реорганизации пединститута в университет – я знал, что исторически Крымский пединститут является преемником Таврического университета, просуществовавшего с 1918 года по 1925 год и оставившего нам плеяду своих выпускников. Мечта была масштабной – но я не любил мелких, сиюминутных дел. Дело должно поглотить тебя целиком – только тогда стоит им заниматься. Университет. Это, в кратком перечне, означало – построить новые учебные корпуса и общежития, пригласить на работу ученых: профессоров и доцентов, развернуть подготовку собственных кадров. Чтобы все это осуществить, необходимо было воодушевить весь коллектив и сделать свою мечту мечтой всех сотрудников, преподавателей и студентов. Первые два года (1960–62) ушли на подготовительные работы – создание плана развития института и разработку технической документации для строительства. Пришлось выдержать титаническую борьбу за отвод земель для строительства, по существу, нового института и студенческого городка – я понимал, что месторасположение будущего университета мы выбираем даже не на десятилетия – на века. Зная генеральный план застройки города, я сразу же решил добиваться отвода земли под нашу стройку в южной части Симферополя – эта часть по плану должна была быть «зеленым щитом» города и поэтому не застраивалась промышленными и другими объектами. Архитекторы и городские власти усиленно добивались, чтобы мы строились в районе Московской площади, на том месте, где сейчас стоит универсам – я же упорно считал, что для реализации замысла воссоздания Таврического университета в Симферополе есть единственное, достойное этого замысла место – парк «Салгирка». Трижды городские власти выносили неприемлемое для меня решение, трижды я его опротестовывал в облиисполкоме. Помощь пришла со стороны обкома партии – мне удалось убедить в своей правоте первого секретаря Крымского обкома партии И. К. Лутака, и он поддержал наши требования. В результате нам выделили 40 гектаров земли в конце Ялтинской улицы на заброшенных землях, когда-то принадлежавших графу Воронцову, а затем учхозу сельхозинститута. Учхоз к тому времени уже вывели за город, поближе к производству, и земли пустовали. Это был грандиозный успех, честь которого в определяющей степени принадлежит мне – я не скрываю, что очень им горжусь. Жизнь подтвердила мою абсолютную правоту и прозорливость в выборе места для строительства университета – теперь, через сорок лет, видно всем, как он хорошо расположен. В отличие от Московской площади, где нам предлагали его строить, там, где он сейчас стоит, есть все возможности создать настоящий студенческий campus. После отвода земли, которого я добивался, можно было считать, что первый краеугольный камень будущего университета заложен. Мечта приобретала реальные очертания. В течение 1961 года был спроектирован главный учебный корпус и созданы четыре студенческих строительных отряда. Корпус площадью в 1000 кв. м был построен в рекордно короткий срок – участие всех преподавателей в строительстве было не просто активное. Мечта овладела умами – свободное от занятий время деканы, доценты, ассистенты отдавали стройке. Институт имел тогда только одну грузовую машину – но у 15 преподавателей были личные «Москвичи». Владельцы этих машин (проф. Делямуре, декан физ-мат. ф-та Бадальян, доц. Скрыдлов, Лебедев и др.) поочередно дежурили на стройке, выполняя поручения прораба. Одновременно со строительством мы мобилизовали все наши рабочие руки на озеленение и благоустройство окружающей территории – приводили в порядок Воронцовский парк, сажали в нем новые деревья, озеленяли берега Симферопольского водохранилища вплоть до Марьино. 1 сентября 1965 года в новом учебном корпусе прозвенел звонок. Таким окрыленным я, пожалуй, еще никогда не был. Прекрасно оборудованный корпус – новая мебель, поточные аудитории, специализированные лаборатории, большая библиотека с читальным залом на 200 мест, актовый зал на 700 мест. Однако, университет – это не здание и даже не оборудование. Эти условия необходимы, но недостаточны. Университет – это широкий выбор для получения образования, это действительно «высшее» качество обучения, это научная направленность и передовые взгляды в науке, это, наконец, культурный и духовный центр для всего Крыма. Поэтому, после окончания строительства были сконцентрированы все усилия для достижения этих главных условий. На работу в пока еще будущий университет было приглашено свыше 200 ученых, в том числе 25 профессоров. Открыто 4 новых факультета и 28 новых кафедр. Количество студентов на дневном отделении к 1977 году увеличилось втрое!».

Строительство корпуса «Б» Симферопольского государственного университета имени М. В. Фрунзе.

В начале 60-х гг. увеличился прием студентов на факультет физического воспитания. В связи с этим выросла потребность расширения учебно-спортивной базы. Ректор смог привлечь к решению этой задачи весь коллектив факультета во главе с деканом Е. И. Гнездевичем (1957–1975). Был построен спортивный манеж, различные спортивные площадки. В новом главном учебном корпусе был оборудован спортивный зал, рядом с которым построен стадион. В 1960 г. А.Ф. Переход добился передачи институту территории и помещений Алуштинского детского дома, где была организована спортивно-оздоровительная база «Прометей» на 60 мест. Здесь студенты факультета физвоспитания ежегодно проводили весной учебные сборы, а летом отдыхали но профсоюзным путевкам сотрудники института.

Строительство спортивного зала КГПИ им. М. В. Фрунзе.

В связи с ростом численности студентов возникла необходимость строительства новых общежитий. Недалеко от главного корпуса на улице Беспалова была выделена площадь для будущего студенческого городка. Постепенно к 1970 г. удалось построить три новых общежития (№№ 2, 3, 4) и создать условия для жизни и учебы студентов. Фундаментальная научная библиотека разместилась в главном учебном корпусе. Были оборудованы два читальных зала для студентов и преподавателей. Кроме того, читальные залы были открыты во всех студенческих общежитиях.

Строительство студенческих общежитий СГУ им. М. В. Фрунзе на ул. Беспалова на месте будущего студенческого городка. Фотоснимок, 1970-е.

Рис. 37–48.

Частично были обновлены и созданы новые учебные лаборатории на факультете естественных наук и физическом факультете. Для учебных целей использовался дендрологический парк «Салгирка», а для проведения учебно-полевых практик – геобиостанция в с. Краснолесье, для учебно-тренировочных сборов – учебно-спортивная база «Прометей» в г. Алушта. Особое внимание было уделено педагогическим практикам, которые проводились не только в г. Симферополе, но и в сельских школах. Стали традиционными маршрутные практики географов в Карпатах, на Кавказе, в Средней Азии, на Алтае и Байкале, экспедиции историков и филологов. Большое значение придавалось производственным практикам на заводах Симферополя, Керчи, Красноперекопска.

Студенты СГУ им. М. В. Фрунзе. Дальняя практика на Байкале. 1973 г.

Увеличилось количество кафедр и факультетов, постепенно восстановилась качественная научная работа. Сформировались научные школы профессоров С. Л. Делямуре, П. Т. Данильченко, В. Н. Мигирина и др. Под руководством профессора С. Л. Делямуре сотрудники кафедры зоологии А. С. Скрябин, М. В. Юрахно и В. Н. Трещев принимали участие в арктических и антарктических научных экспедициях. По инициативе А.Ф. Перехода и президента Крымского филиала Академии наук Украины профессора Я. Д. Козинцева в 1963 г. была создана Малая академия наук школьников Крыма во главе с профессором Я. Д. Козиным.

Почетная грамота исполкома областного Совета депутатов трудящихся А. Ф. Переходу в связи с 50-летием. 1964 г.

Значительно вырос контингент студентов института. По состоянию на 1 октября 1970 г. число студентов достигало почти 6 тысяч человек. Среди них были студенты из Польши и Узбекистана.

Профессор кафедры зоологии СГУ им. М. В. Фрунзе А. С. Скрябин. 1970-е гг.

К началу 70-х гг. институт вошел в десятку лучших педагогических институтов страны. Во многом это стало возможным потому, что А. Ф. Переход была создана эффективная профессиональная команда единомышленников. Деканами факультетов успешно трудились Е. И. Гнездевич, Р. Г. Бадальян, Л. П. Попова, И. Г. Губанов, Н. Л Стрелец, В. Н. Кулипанова, Б. А. Манзон, В. Н. Павличенко, А. И. Ишин, А. Н. Киселев, С. А. Секиринский. Их деятельность координировал проректор по учебной работе доцент В. Г. Ена.

Доцент исторического факультета СГУ им. М. В. Фрунзе В. Н. Кулипанова.1970-е гг.

Научно-технический прогресс обусловил потребность в специалистах с фундаментальными знаниями. В них нуждалась не только развивающаяся экономика, но и вся система народного образования. Эту проблему мог решить только современный университет. Существовавший в 1918–1921 гг. Таврический, а затем Крымский университет заложили определенные традиции и порождали надежды о возрождении университета. Его базой мог стать Крымский педагогический институт, который к началу 70-х годов, был вузом первой категории, располагавшим достаточным на начальном этапе научно-педагогическим потенциалом и хорошей материальной базой. Идея создания университета нашла поддержку в Крымском обкоме партии, в котором заведующим отделом науки и учебных заведений являлся бывший секретарь парткома института Н. В. Багров. В феврале–марте 1972 г. были приняты соответствующие постановления Совета Министров СССР и Совета Министров УССР. 18 марта 1972 г. был издан приказ Министерства высшего и среднего образования УССР о создании Симферопольского государственного университета им. М. В. Фрунзе.

«Постепенно наш педагогический институт стал заметным явлением не только городского или областного масштаба – к концу 60-х годов он вошел в десятку лучших педвузов СССР. Это предопределило его реорганизацию в Симферопольский университет. Мы были первыми – такой чести до нас не удостаивался еще ни один пединститут. Мечта сбылась».

Прежде всего, следовало значительно усилить качественный состав преподавателей. Для обеспечения учебного процесса по университетским учебным планам и программам и повышения уровня научно-исследовательской работы руководством вуза в 1973–1975 гг. были приглашены на работу 185 научно-педагогических работников. Если в 1971 г. на кафедрах работало 254 преподавателя, в числе которых было только 9 докторов наук и 104 кандидата наук (40,9%), то в 1976 г. число преподавателей с учеными степенями выросло до 53,7%. К этому времени в университете уже работали 21 доктор наук и 178 кандидатов наук.

Фрагмент из газеты «Учительская газета» со статьей М. Новиковой «Авторитет ректора» об А. Ф. Переходе. 30 декабря 1969 г.

К 1977 г. в университете было создано 7 новых факультетов, открыто 12 новых специальностей и 33 специализации. Число кафедр увеличилось с 28 до 49, из них 35 являлись выпускающими. В 1976 г. был открыт деканат по работе с иностранными студентами. Был также организован факультет довузовской подготовки для абитуриентов. Кафедры факультетов творчески внедряли новые учебные планы, активизировали научно-методическую работу. В течение 1972–1977 гг. на кафедрах университета ежегодно разрабатывалось 100–150 новых учебных курсов и 40–50 методических пособий. Был организован обмен опытом работы с ведущими университетами страны. Руководители ректората, факультетов и кафедр многократно выезжали в Московский, Киевский, Львовский, Ленинградский, Харьковский, Тартуский и Одесский университеты, изучали, а затем и внедряли в научную и учебную работу опыт этих старейших университетов.

А. Ф. Переход (слева), и декан физико-математического факультета Р. Г. Бадальян на первомайской демонстрации. 1960-е гг.

Ректору пришлось приложить много усилий по активизации научных исследований в области фундаментальных и прикладных наук. По инициативе А. Ф. Перехода в 1972 г. был организован научно-исследовательский сектор. В целях оптимального распределения научных кадров и рационального использования оборудования в 1975 г. при кафедрах были созданы новые научные лаборатории: оптоэлектроники (руководитель Л. М. Кучикян), магнитных материалов для вычислительной техники (руководитель – профессор А.И. Дрокин) роста кристаллов (руководитель – профессор В. Н. Селезнев). На кафедре экспериментальной физики под руководством профессора А. И. Дрокина сложилась научная школа физики магнитных явлений, была создана научно-исследовательская лаборатория магнитных пленок. На ее базе в 1982 г. организовано конструкторское бюро «Домен».

Кафедра физиологии человека и животных стала ведущим учреждением страны по одному из актуальнейших направлений в биологии – модифицирующее действие слабых магнитных полей на приспособительные реакции и устойчивость организма в экстремальных условиях (научный руководитель проф. Н. А. Темурьянц). В 1972 г. под руководством Л. М. Кучикяна развернулись научные исследования в области волоконной оптики. Он стал первым инициатором хоздоговорных научных исследований.

Поздравительный адрес А. Ф. Переходу в связи с 60-летием от Управления КГБ при Совете Министров УССР по Крымской области, 1974 г.

А. Ф. Переход в начале 70-х годов пригласил на работу в университет ряд известных ученых, в их числе докторов физико-математических наук, профессоров А. В. Кужеля, Н. Д. Копачевского, Ю. И. Черского, С. К. Персидского, В. Н. Чехова, которые основали в университете новые научные школы и направления. В 70-е гг. продолжало развиваться новое научное направление – рекреационная география и осмысление ее теоретико-методологических основ. Основателем и руководителем этой известной в стране школы был И. Т. Твердохлебов. В 1977 г. его ученики Н. В. Багров и Л. А. Багрова, совместно с директором института географии СССР В. С. Преображенским, опубликовали новаторскую статью «Рекреационные ресурсы (подходы к анализу понятий)», которая во многом определила перспективы и задачи рекреационной географии в стране. Было издано первое учебное пособие «Рекреационная география», автором которого были И. Т. Твердохлебов и Н. С. Мироненко. В 1972 г. при поддержке Н. В. Багрова и А. Ф. Перехода В. Н. Дублянский организовал лабораторию карста и спелеологии. С этих пор центр карстологических исследований в Крыму переместился в университет, где до сих пор успешно функционирует карстологическая научная школа.

На географическом факультете в эти годы успешно развивалось ландшафтное направление, научным руководителем которого был доцент Г. Е. Гришанков. В рамках этого направления всесторонне изучалась морфологическая картина ландшафта Крыма, а также осуществлялось ландшафтное картографирование полуострова.

А. Ф. Переход в рабочем кабинете. 1970-е гг.

При активном содействии А. Ф. Перехода в 1960-е гг. в институте началось внедрение кибернетики. В 1964 г. институт приобрел первый комплект обучающе-контролирующих устройств «Ласточка». Освоение новых технологических средств обучения велось на физико-математическом факультете под руководством доцентов Б. А. Манзона и В. Н. Касаткина. К началу 1970-х гг. сложились устойчивые творческие связи вуза с Институтом кибернетики Академии наук УССР, возглавляемым академиком В. М. Глушковым. В эти годы институт получил первые серийные ЭВМ.

В 1974–1976 гг. на ЭВМ-222 был выполнен большой комплекс вычислительных работ, связанных с построением теоретической аэродинамики парашютных систем, по планированию трассы Северо-Крымского оросительного канала и многим другим практическим проблемам. Под руководством доцента В. Н. Касаткина с 1972 г. успешно развивалось такое направление, как моделирование и анализ динамических процессов на аналоговых машинах и аналого-цифровых вычислительных системах и комплексах. Был создан отдел АВМ во главе с О. В. Гранкиным, призванный обеспечить использование АВМ и АЦВС в учебном процессе, проведении научных исследований и решении ряда практических задач. В эти годы также сформировалась научная школа русской филологии докторов филологических наук, профессоров В. Н. Мигирина, А. И. Германовича и О. М. Соколова.

Грамота Симферопольского городского комитета КПУ А. Ф. Переходу в святи с 70-летием. 1984 г.

А. Ф. Переход уделял много внимания развитию библиотеки университета. В 1965 г. с переездом в новое здание библиотека была существенно реформирована. Были открыты просторные читальные залы с открытым доступом к книгам: зал гуманитарных наук на 200 мест и зал общественных наук на 100 мест. В 1976 г. в новом корпусе «Б» был открыт читальный зал естественных наук. К концу 1960-х гг. библиотека университета уже насчитывала более 500 тысяч экземпляров книг. Ее фонды постоянно обогащались, и в 1972 г. библиотека заслуженно приобрела статус фундаментальной научной библиотеки.

В 1965 г. по инициативе ученых-зоологов С. Л. Делямуре и С. А. Скрябина был основан зоологический музей. Экспонаты этого музея были собраны сотрудниками кафедры зоологии в 62-х научных экспедициях в различных районах планеты, в том числе в труднодоступных акваториях Арктики и Антарктики.

Кроме ректорских обязанностей А. Ф. Переход с 1965 г. руководил кафедрой общей химии. В результате многочисленных исследований сотрудниками кафедры было изучено более 300 многокомпонентных систем с реакциями осаждения в широком диапазоне соотношения реагирующих веществ, прослежено влияние различных факторов на состав осадков. Было получено около 200 новых простых и координационных соединений, имеющих определенное значение для аналитической химии, производства неорганических пигментов и ядохимикатов. Сотрудниками кафедры был открыт и теоретически обоснован эффект индифферентного иона, заключавшийся во влиянии ионов, не увлекающихся в осадок, на его состав и область образования. А. Ф. Переход активно участвовал в организации научной работы сотрудников кафедры, всячески помогал им в экспериментальных исследованиях. Ежегодно выходило более 10 научных статей в центральных химических журналах, на базе кафедры проходили научные конференции. Александр Федорович читал курс лекций для студентов по методике преподавания химии, являлся научным руководителем дипломных и курсовых работ.

А. Ф. Переход (слева) со студентами-химиками на кафедре общей химии СГУ им. М. В. Фрунзе. Фотоснимок, 1977 г.

А. Ф. Переход смог качественно сформировать группу своих первых помощников – проректоров по основным направлениям деятельности вуза. Учебно-методическую работу в вузе 22 года успешно возглавлял проректор по учебной работе B. Г. Ена, проректорами по научной работе в разные годы работали известные ученые: профессор С. Л. Делямуре и профессор Ю. А. Шевляков, проректорами по административно-хозяйственной деятельности долгие годы были Г. И. Калманович и Б. И. Монастырский. Эта команда была опорой ректора, она умело обеспечивала реализацию идей и конкретных планов по развитию вуза.

Поздравительный адрес Симферопольской городской государственной администрации и Управления образования А. Ф. Переходу в связи с 80-летием. 1994 г.

А. Ф. Переход стремился руководить не силой власти, а властью авторитета и привлекательной силой идей и планов развития университета. Он смог эффективно управлять вузом, а не править в нем. А. Ф. Переход пользовался глубоким уважением коллектива как умный, требовательный и демократичный по стилю работы организатор. Руководимый им Ученый Совет являлся для ректора не формальным совещательным органом, а коллективным союзом единомышленников, которые не только определяли новые цели развития вуза, но и активно участвовали в реализации всех актуальных задач.

Ректор неоднократно избирался членом Крымского обкома компартии, опирался на помощь его руководителей: первых секретарей И. К. Лутака, Н. К. Кириченко, зав. отделом науки и учебных заведений Н. В. Багрова.

Плодотворная педагогическая, научная, организаторская и общественная работа Александра Федоровича Перехода была отмечена высокими правительственными наградами. Ему было присвоено почетные звания Заслуженного работника высшей школы и Почетного профессора Таврического национального университета им. В. И. Вернадского. Он был также награжден орденами Трудового Красного Знамени и Знак почета, медалями «За трудовое отличие», «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.».

* * * * * * * * *

В ноябре 1999 года исполнилось 50 лет моей непрерывной работы в нашем вузе. Я прошел все ее ступеньки – аспирант, ассистент, старший преподаватель, доцент, зам. декана, зав. кафедрой, проректор, ректор. Уже будучи пенсионером, я продолжал принимать участие в жизни университета – работал помощником ректора и вошел в редакционную коллегию, которая издала очерки по истории вуза. Оглядываясь на пройденный путь, я могу уверенно сказать, что всю свою жизнь посвятил обучению и воспитанию. Студентом техникума в период производственных практик обучал грамоте чабанов, студентом пединститута – с первого до последнего курса работал по ликвидации неграмотности и малограмотности. Я учил офицеров в офицерской школе и председателей колхозов – в колхозной. Ни на один день я не оставлял педагогической работы и в вузе. В нем прошла почти вся моя жизнь, в нем – мое прозрение, мой опыт педагога, мои задушевные мысли. Симферопольский университет – это alma mater нашей семьи. Мы с женой, оба сына, невестка, трое внуков окончили этот вуз. И в этом тоже моя гордость. Я хочу пожелать руководству университета, преподавателям, сотрудникам и студентам теперь уже Национального университета имени академика Вернадского бережно хранить и умножать лучшие традиции Таврического университета, а в будущем стать таким же известным вузом, как Кембридж, Оксфорд или Сорбонна.

Почетный профессор университета

А. Ф. Переход

При подготовке материала использован биографический очерк из следующего издания: Шарапа В. Ф., Василенко В. В., Шульгин В. Ф. Александр Федорович Переход / Таврический национальный университет им. В. И. Вернадского. Симферополь, 2014. 36 с.

Приведены фрагменты воспоминаний А. Ф, Перехода: Переход А. Ф.. Воспоминания // Крымский архив. 2009. № 11. С. 165–227; Переход А. Ф., Коломиец Н. А. Воспоминаний свиток… Киев, 2012. 210 с.

Музей истории Крымского федерального университета имени В. И. Вернадского выражает благодарность Станиславу Олеговичу Переходу за переданные личные документы и фотоснимки А. Ф. Перехода в фонды Музея.